Интервью с лидером группы "Бумбокс" Андреем Хлывнюком: "Я достаточно черствый тип, чтобы расплакаться"

35-летний музыкант. Говорит, что скоро организует музей из подарков фанатов."
Рассказал о том, что было самым сложным на съемках "Х-фактора", какие у него вредные привычки и что он чувствует за минуту до выхода на сцену
— Андрей, каково вам в статусе судьи "Х-фактора"? Что было самым сложным на съемках? — Самым сложным было адаптироваться работать в команде, ведь я привык быть верхушкой айсберга, привык, что в группе за мной последнее слово. Поэтому в самом начале много думал, как мы сработаемся с коллегами. Я был знаком только с Нино Катамадзе, очень ее люблю и уважаю, и возможность поработать, подольше пообщаться с таким человеком была важной. С Игорем Кондратюком и Сергеем Соседовым мы были знакомы на уровне "здрасьте-здрасьте". Я рад, что нам удалось быстро найти общий язык, а с Игорем я хотел бы продолжить сотрудничество и за рамками "Х-фактора". А самым сложным было говорить людям "нет" на кастингах. Но для "нет" всегда есть объективные причины — либо ты показываешь уровень, либо не проходишь. — Делали перерыв в концертной деятельности в период кастингов? — Одной из моих главных просьб было не нарушить концертный, съемочный и студийный график группы. Получилось, конечно, втиснуть все это, но не было ни сна, ни отдыха. Параллельно с кастингами "Х-фактора" мы провели тур по Северной Америке и Канаде, сыграли в Лондоне в компании Дэвида Гилмора, выпустили клип Imagine в рамках всемирной кампании, организованной UNISEF, приступили к записи нового альбома. — Как вы относитесь к тому, что на кастингах часто звучали ваши песни? — Я не люблю этого. Не потому, что зазнайка; просто если слышу, как кто-то играет мою песню, хочу авторского прочтения. А не просто копирку Хлывнюка, особенно плохую копирку на не очень хорошего Хлывнюка. Не считаю себя мэтром, я всего лишь в процессе самообучения — от техники до умения держать себя на людях. Мне многому еще надо научиться. Но когда вижу, что кто-то еще хуже делает то, во что я вложил часть жизни, очень острые переживания — извините. Мне сложно оценивать свое творчество. Я не могу быть объективным. Если слушаю чужое, могу отстраниться и оценивать, как это сделано, с чем человек пришел и что отдает. Вокалист — очень опасная профессия. Едва ты откроешь рот на сцене, как миллиону людей станет понятно, кто ты — глупец или что-то читал, что ты такое собой представляешь. Это очень сложно спрятать, нужно быть гениальным актером, чтобы сыграть вокалиста, не будучи им. Те, кто способен на это, как правило, и в лучших театрах играют первые роли. — Планируете ли заниматься продюсированием участника, который вам понравился? — Все возможно. И для этого ему не обязательно стать победителем или быть в моей категории — я должен увидеть потенциал. Если увижу, что кто-то достоин того, чтобы стать частью нашего лейбла — мы запишем этого музыканта. — Какой совет можете дать участникам, которые придут на кастинги следующих сезонов? — Если вы пришли на кастинг — пожалуйста, покажите то, что умеете. Нельзя прийти на рыбалку, не зная, с какой стороны держать удочку. — Перед тем как выйти на сцену, Нино Катамадзе говорит, что ведет себя как боксер перед рингом. А какие внутренние ощущения за минуту до выхода у вас? — О чем я думаю? Не знаю. Это органичный процесс. Вот в последний раз думал о том, что надо меньше сахара в кофе класть (улыбается). Все музыканты думают о двух вещах: первая — как у тебя работает организм в данный момент, и вторая — монитор. О нотах думаешь; о том, чтобы правильно построить кривую сегодняшней программы. Думаешь о том времени, когда писал песню, которую сейчас будешь исполнять. Всегда хочется, чтобы все, кто зашел в зал, вышли с максимумом позитивных эмоций. — Вы сами являетесь чьим-то фанатом? — Очень люблю Стиви Уандера, AC/DC, Rage Against the Machine. Очень много кто нравится. Я когда-то пробовал перепевать их песни. Знать и любить ту музыку, уметь ее играть для меня важно. — А с кем бы из них хотели выйти на сцену? — Сцена для меня не имеет такого магического значения. С ними больше хотелось бы просто встретиться, пообщаться. — А если бы встретились, что бы спросили? — То, что меня интересует в каждом конкретном случае. Как входят в состояние легкой импровизации, сколько часов в день занимаются, какие музыкальные упражнения делают. Интересуют какие-то постановочные нюансы, вокальные моменты. И хотел бы спросить, как они играют по столько концертов в год, особенно музыканты в возрасте — для меня это загадка. — Какие самые не­­ожиданные презенты от поклонников получали? — Они все неожиданные. Разное носят: и цветы, и что-то съедобное. Последнее мы обычно сразу съедаем (улыбается). Какие-то важные штуки дарят иногда, поделки сами делают, портреты. Уже целый музей насобирали, скоро переедем в студию — отведем для него отдельное место. Пока все подарки хранятся в офисе. Больше всего радуют флешмобы, а не подарки: когда люди в зале составляют название песни из букв, поднимают плакаты и афиши. Когда поздравляют с чем-то, о чем, казалось, знаешь только ты. Когда просят исполнить какие-то отдельные песни из концерта. Флешмоб — это то, что всегда волнует. А подарки, если честно, мне неудобно получать. Я больше дарить люблю. — С какими вредными привычками вы боретесь, а какими наслаждаетесь? — В разные моменты жизни — разные привычки. С чем-то сегодня борешься, а завтра с удовольствием живешь с этим. Например, я перестал не спать: мне было сложно побороть в себе желание после концерта ехать на афтепати, тусовки, танцы, ночные вылазки в супермаркеты, устраивать дебош в хорошем смысле этого слова. Сейчас это ушло. Наркотики не люб­­лю — они очень усложняют процесс (смеется). Кофе пью много, вот без него сложно, потому что график очень разный. Если дома ты спишь ночью и не спишь днем, то на гастролях спишь когда попало и где попало. — Своими песнями вы можете заставить плакать. А сами когда последний раз плакали? — Мужчины ведь не плачут — они огорчаются (улыбается). Меня может растрогать какая-то песня, но это очень большая редкость. — А ситуация? — Я достаточно черствый тип, чтобы плакать. Бывает, конечно, разное… Жизнь вообще такая штука, которая может растрогать, а может и наоборот. Извините, я никакой душещипательной истории сейчас не припомню. Меня могут растрогать нормальные человеческие поступки в непредсказуемых ситуациях. — Творчество каких молодых украинских музыкантов вам импонирует? — Мне SINOPTIK понравились — от них веет настоящим легким рок-н-роллом. Очень крутая группа. А в остальном я люблю уже матерых ребят. Уже традиционной будет, наверное, моя похвала в сторону крутейшего Димы Шурова и "Pianoбой". И говорю это не потому, что дружу с ним и болею за него — он действительно крут. Я слежу за его музыкой и с нетерпением жду чего-то нового. Поработал с O.Torvald — мы записали альбом классный. Я его долго не слушал, а недавно в дороге переслушал — очень хороший рок-н-ролл. Я желаю ребятам не останавливаться на достигнутом, а идти вперед, развиваться дальше. На самом деле хороших групп появляется немного. Сейчас все ждут чего-то нового — и я жду: очень хочется новых Джуманджи, Высоцких и Окуджав. — Приходилось ли вам что-то терять из-за активной жизненной позиции? — Конечно. Из-за своей активной позиции я потерял бизнес в соседней стране, огромную его долю. Ну и что? — О каком бизнесе речь? — О концертном, конечно! Я не торгую пирожками с ливером в свободное от работы время (смеется). — Вы родились 31 декабря. Каково это — отмечать два праздника в одном? — Новый год никогда не был моим любимым праздником, поэтому каждый год, лет так с 10, мне хотелось в этот день убежать подальше. Но еще до "Бумбокса", когда я только начинал свою концертную деятельность, Новый год стал достаточно прикольным праздником, во время которого мы успевали дать один-два, а иногда и три концерта. Новогодняя ночь никогда не превращалась в пьянку — хотелось и хочется играть, чтобы людям было весело и классно. Для меня это не "елки", не "шабашка", а определенное настроение.