Константин Лавроненко: «Допускаю, что меня ненавидят, считают уродом» - «Эксклюзив»

Звезда сериала «Ликвидация» и фильмов Андрея Звягинцева, первый российский актер, имеющий награду Каннского фестиваля, три года назад 11 июля 2012 года попал в автокатастрофу. Mitsubishi Pajero, в котором он ехал на пассажирском сиденье, лоб в лоб столкнулся с Toyota Camry, где были трое: отец, мать и дочь.

Я на каскадерской диете

Больнее всего для меня оказалась не травма позвоночника, а осознание того, что погибла семимесячная девочка. Вина не моя: не мы врезались – в нас. Но я переживал. Знакомые и незнакомые звонили беспрерывно – мне, родным, друзьям, коллегам. Появлялись новые слухи. Пришлось даже заявление сделать. «Все наши болячки залечатся, – сказал я. – А у людей трагедия. Их надо пожалеть, оставить в покое». Люди отнеслись с пониманием.

На работу я решил выйти уже через месяц. Нужно было соблюдать режим, но я понял, что лежа приду в форму медленнее. Работа встряхнет меня, организм переключится. Мы были заняты тогда в сериале «Цена жизни». Прыжки и драки отсняли до травмы – повезло! Так что я надел корсет и пошел работать над остальными сценами. Не прыгал, конечно, не бегал, но двигался. Старая травма меня уже не беспокоит. Я продолжаю делать трюки – правда, несложные и зачастую в корсете. Всю жизнь теперь придется соблюдать «каскадерскую диету».

Глобальных выводов я не сделал, только что любую ситуацию могут использовать по-разному. Иногда в прессе звучало, что я не был пристегнут. Но будь это так, столкнувшись лоб в лоб, я бы не смог сейчас давать вам интервью.

Близким со мной тяжело

После аварии я убедился, что у меня есть настоящие друзья, готовые прийти на помощь в любую минуту. Мне были дороги все слова и предложения. Некоторые люди сомневаются – мол, может, не тревожить своим сочувствием? Поверьте, лучше все же снять трубку! Я и сам, узнав о чьей-то проблеме, звоню: «Чем помочь?» Кто-то из гордости отказывается, но я упертый: Бык по году и Овен по гороскопу – одни рога! Старого друга заставил приехать в Москву и с глазами разобраться. 10 лет уговаривал. Мой характер – капать на мозг, пока не достану.

Отказываю, только если речь о протекции. Говорю: «Ребят, помогу подготовить в театральный. Но «пропихнуть» – нет. Бездаря видно на конкурсе. А если его зачислят, он отучится полгода, а потом все равно вылетит. Зачем человека мучить?» Даже дочке на «Пап, может, мне пойти в театральный?» отвечал: «Еcли есть сомнения, лучше не ходи». Мое слово, конечно, не закон. Запретить ей я ничего не могу и не хочу – только порекомендовать. Она таки поступила в Школу-студию МХАТ. Но сначала попробовала себя в журналистике. После МГИМО поработала на ТВ. Но возвращалась домой и говорила: «Не могу, не мое». А мы с женой: «Ксюша, тебе ж не в армию идти! Спокойно думай, решим…»

А лично я готовился к поступлению в Москву в армии. На второй год службы меня определили в ансамбль, я ставил спектакли, организовывал концерты. Кстати, в последние полгода был командиром роты из 20 человек и подчеркнуто нормально со всеми общался. К каждому подходил и будил спокойно: «Вставай, доброе утро», а не орал диким голосом «Рота, подъем!»

С детства я был волен сам решать, как поступить. Родители ничего мне не запрещали. Сейчас, когда я сам папа, понял, как нелегко им это давалось. Сестра до сих пор шутит: «Ты всегда был их любимчиком, а я как падчерица». Когда приезжаю к ней в Ростов-на-Дону, отдыхаю на даче, где собирались все мои друзья – на посиделки с гитарой. Спустя годы мы стали появляться там с детьми – передружили и их.

В 1997-м я бросил профессию. Рассуждал: когда женишься, становишься ответственным за свою женщину. И если ты мужчина, семья не должна испытывать проблем. А у меня тогда материальная часть хромала. Когда друг предложил, я согласился стать управляющим в ресторане при театре.

Через два года я понял: нужно заниматься только тем, что любишь. Этот урок я пронес через всю жизнь. Но ресторанный бизнес не был напрасным. Я научился сводить баланс, хорошо считаю, умею вести жесткие дискуссии. Потом, случалось, уходил из одного театра, из другого – и слышал: «Сумасшедший, ты совершаешь ошибку! Ты никому не будешь нужен». Но когда пришла награда из Канн, то от тех же людей стали поступать звонки: «Мы были уверены, что ты победишь!» Это было действительно приятно слышать. Я никогда ни на кого не держу зла. Считаю, что обижаться мы имеем право только на самых близких, родных. А на посторонних нет смысла.

Не люблю никому ничего доказывать, но бывает, принципиальные вещи яростно отстаиваю. В какие-то моменты эмоции перехлестывают, начинаю давить... К счастью, быстро прихожу в себя. Не считаю зазорным попросить прощения, если был не прав. И к советам прислушиваюсь. Например, к своему другу детства и агенту – Сереже Жигунову. Но если мы с ним спорим, оставляем друг за другом право сказать, выслушать, а потом поступить по-своему...

Сколько людей – столько мнений. Всем мил не будешь. Я допускаю: кто-то меня ненавидит, многие считают уродом. Когда мы после первого фильма «Возвращение» с Андреем Звягинцевым, еще не уехав из Венеции, взяли стопку прессы и сели в кафешке ее полистать, у нас волосы встали дыбом. Столько злости, глупости, зависти...

Я все еще стремлюсь понять себя. Не могу сказать, что уже достиг нирваны. Совершенства нет! Но я люблю анализировать себя, размышлять. Мне не интересно общаться с теми, кто из себя что-то корчит, надувается, как «мыльный пузырь». Как-то прочитал: «У меня слишком много своих проблем, чтобы мучиться от того, что кому-то Бог недодал ума». Лучшее, что мы можем – быть такими, как есть. Я не могу назвать себя верующим, но, мне кажется, я на пути к вере. Крестился взрослым уже. Не так часто хожу в церковь. Друзья подарили иконку святого Константина. Верю, что он меня оберегает.