Михаил Пореченков: «Я не злой, но могу и за шиворот потрепать» - «Новости»

Артист открылся в интервью с неожиданной стороны

За плечами Михаила Пореченкова много самых разных ролей на экране и на сцене. Но ему этого мало, потому в сферу его интересов попало и телевидение, и продюсирование, и создание своей кинокомпании. Профессиональная занятость не мешает ему оставаться по-настоящему семейным человеком, надежным плечом для любимой женщины, нежным папой пятерых детей и молодым дедушкой.

— Миша, ты как-то сказал мне по телефону, что живешь в Крыму. Ты переехал туда?

— Нет, я жил там восемь месяцев, снимаясь в шести картинах. Так совпало. Все дороги вели в Крым. (Улыбается.) Недавно начались съемки второго фильма нашей киностудии, комедии «Первоклашка из Крыма». (Первым была новогодняя история «Чудо в Крыму».) На главную роль утверждена Ира Пегова, а у меня небольшая роль.

— Ты часто привлекаешь в работу друзей и коллег. Вот и с Ирой играешь в спектакле МХТ «Трамвай «Желание». Не опасно, когда вы не просто партнеры, а ты главный?

— Я считаю, что с друзьями легче работать — быстрее можно договориться, в хорошем смысле этого слова. Хотя, с другой стороны, им нужно делать поблажки. Но с друзьями это в радость. (Улыбается.) Да и парни они не бросовые. И с Ирой мы уже не первый раз играем вместе, мне приятно наше сотрудничество. «Первоклашка из Крыма» писался именно на Иру.

— А твои актерские амбиции сейчас на каком месте? Что из твоих ипостасей сегодня более интересно?

— Абсолютно все. Но актерство — одно из самых главных моих умений, поэтому, конечно, мне интереснее находиться внутри процесса, нежели в стороне.

— В этом году ты снялся, кажется, в десяти фильмах. Неужели они все столь достойные, качественные? Хотя я не видела у тебя халтуры…

— Стараюсь. Но даже если не будет особенно интересной для меня работы, без дела сидеть не буду. Мужчина должен зарабатывать и кормить семью. Семья не будет спрашивать: творчеством ты занимаешься или нет, если ты не можешь содержать ее. Но я считаю, что актеры должны получать нормальные деньги за хороший фильм, чтобы потом сидеть и спокойно ждать следующего достойного предложения. Я это отвечаю тем людям, которые говорят: «Не снимайтесь в сериалах. Не снимайтесь в плохих фильмах». Простите, а есть что? Если ты ничего, кроме этого, не умеешь. Хотя сегодня и сериалы изменились.

Ради роли в исторической драме «Поддубный» актер выходил на ринг с профессиональными боксерами

— Пока ты восемь месяцев был в Крыму, твои домашние жили здесь или уезжали на съемки с тобой?

— Нет, они не могли ехать со мной. Прежде всего потому, что я жил на Чуфут-Кале, практически в горах. Это замечательное место в Бахчисарайском районе, где мы прекрасно работали. Конечно, я скучал по своим и при первой же возможности или необходимости приезжал, к тому же иногда все-таки играл спектакли в МХТ. И однажды младшая дочка Машка сказала: «Я поеду с папой». Я схватил ее, и мы прекрасно провели вместе три дня.

— Всего три дня!.. Хотя другие дети могли и этому позавидовать…

— Нет, у них много работы, внешкольных занятий.

— Это спорт или творчество?

— И то и другое. Маша самая творческая натура из всех. Она занимается в театральной студии, играет на фортепиано, поет, очень хорошо рисует и ходит в художественную школу, играет в теннис. Миша тоже играет в теннис, хоккей и шахматы. И Петя шахматист, так что мне приходится сражаться с ними обоими. Петя еще занимается самбо. В общем, все пристроены.

— И при этом все еще хорошо учатся в школе, все успевают?

— А куда им деваться? У нас и скорости изменились. Раньше «Волга» была самой быстрой машиной, а сейчас другие автомобили. Поэтому и они все успевают. (Улыбается.)

— Ты знаешь, как сделать так, чтобы дети выросли такими, как мы хотим?

— Все от нас зависит. Если мы им дарим любовь, то потом они ее запас будут тратить всю свою жизнь. Даже образование они сами могут получить, а вот количества тепла, которое мы выделяем им, должно хватить. У меня были люди, которые меня любили: мама, тетя, дядя… все дали мне тот запас любви, который я потихоньку трачу. А может, и не потихоньку.

— Но все же тебе приходится иногда детям говорить: «Это плохо, это неправильно, так не надо поступать»?

— Конечно, как в любой нормальной семье, приходится и заставлять что-то делать, и учиться этому в рабочем порядке. Но я детей редко вижу, поэтому, честно скажу, в основном тискаю и балую. Хотя мальчику можно чуть-чуть уши поднакрутить, сделать «физическое замечание», а вот дочке нельзя. Но и с мальчиком лучше общаться с любовью и терпением, и я чаще в разговорном жанре работаю. (Улыбается.) И на похвалы не скуплюсь. Это тоже важно. Во-первых, я их люблю, во-вторых, ими горжусь. Понимаю, что они уже лучше, чем я. И это самая большая моя награда. Я вижу, как мелкий забивает шайбу, и для меня это огромная радость, как и то, что кто-то из них в шахматы выигрывает. Или когда Маша танцует, поет, у меня тоже на душе теплеет. Я ей всегда говорю, что она моя любовь и что она лучшая.

— А табу у детей на что-то есть?

— На компьютерные игры.

— Ты сам никогда не подсаживался на это или на социальные сети?

— Никогда. Все мимо меня прошло. И в соцсетях меня нет. Фотографировать себя и выкладывать снимки… меня это сильно удивляет. Я никого не осуждаю, но, особенно если парень все время подобными вещами занимается, для меня очень странно.

«Ликвидация» – один из лучших фильмов в творческой биографии Пореченкова. С Владимиром Машковым

— У тебя пятеро детей. А ты в детстве хотел иметь брата или сестру, не просил, как многие, родителей об этом?

— Уже не помню, наверное, просил. Но у меня был двоюродный брат Юра, которого я ощущал практически родным. Ездил к нему и его родителям в деревню в Псковской губернии, мне было там замечательно. Вот сейчас дети поедут Пушкинские Горы смотреть, там уже никого из родных нет, но есть могила бабушки, они обязательно сходят туда.

— Ты представлял, что у тебя будет такая большая семья? Причем такой большой коллектив (с вами трое детей) живет под одной крышей…

— Да, коллектив веселый. Но я не думал об этом никогда. Бог дал — и хорошо. Как-то я к этому проще отношусь, считаю, что ничего не надо планировать. И Ольга такая же.

— Ольга не работает, все время занимается только детьми?

— Да, так было всегда. Но она скучает по профессии. Она же у меня творческий человек, закончила Художественную академию имени Мухиной по специальности монументальная живопись. Сейчас мы сделаем ей мастерскую в деревне, будет работать, рисовать.

— А чем ты сам в детстве занимался?

— Чем только не занимался, но больше всего плаванием, лет пять-шесть. А потом мы уехали в Польшу, и я с этим завязал. Но кружков тогда было очень много. Хотя самым главным все-таки оставался двор. Недавно нашелся мой товарищ Максим Прохачев, с которым мы жили в одном доме, и вот через долгие годы созвонились. Он главный болельщик команды «Зенит» по кличке Прот. Пытаемся встретиться, но пока не можем состыковаться по времени. Но сделаем это обязательно! Еще с одним приятелем, Денисом, снова стали общаться. Поеду скоро в Питер на съемки, и мы посидим, поболтаем. Приходит момент, когда ты, зарабатывая деньги и занимаясь карьерой, вдруг останавливаешься и думаешь: «Подожди, вроде бы я много чего получил, но что-то и растерял». Оборачиваешься и понимаешь, что там остались друзья. Открываешь альбом со старыми фотографиями, и накатывает такая ностальгия! Стареем. Ну, пусть взрослеем. (Улыбается.) Но пока дети растут и из дома не ушли, радуемся. А вот когда уйдут, будем грустить. Хотя я уже дедушкой недавно стал. У старшего сына дочь родилась. Так что все нормально. Но тут открыл Интернет и с удивлением нашел свои фотографии из военного училища. И сейчас созваниваемся с Андрюшкой Шадриным, с которым учились вместе в Таллине. Но тоже пока не можем встретиться из-за моей занятости. Еще один друг по училищу, Герман Савицкий, в Волгограде живет, мы оба ему звоним. И тоже обязательно организуем встречу.

— Главное, что у тебя есть такая потребность в дружбе. Кто-то лет в сорок — сорок пять говорит, что все это уже лишнее, только отнимает силы.

— А по-моему, наоборот, придает. Конечно, мы все изменились, в том числе и внутренне, так что прежнего уже не будет. До тридцати лет мы говорили: «Эх, быстрее бы она наступила, эта взрослая жизнь!» — а потом раз… она наступила, и ты понимаешь, что в молодость уже не вернешься. И это самая большая загадка и тайна. А ностальгия — это попытка вернуться в счастливое детство или в счастливые моменты юности. И когда мы встречаемся со старыми друзьями, со школьными товарищами, то говорим: «Парни, мы изменились, но внутри остались прежними». Вспоминаешь свое прошлое и сразу окунаешься в ту атмосферу. Чувствуешь себя таким же, как двадцать или тридцать лет назад.

— Ты считаешь, что сильно изменился с тех лет?

— Мы меняемся все время. Я учился в Варшаве — был один; поступил в таллинское военное училище — стал другим; в театральный институт — третьим; приехал в Москву — стал четвертым; начал сниматься в том или ином фильме — еще каким-то. Родился первый ребенок — что-то со мной произошло; второй — опять изменился. И это хорошо. Когда я перестану меняться, тогда умру.

— Что же все-таки глобально поменялось в твоем мироощущении или в характере с молодости?

— Главное — появилось ощущение, что впереди нет бесконечности. Мы уже понимаем, что дошли до пика и начинаем плавно спускаться с горки. Конечно, лет десять мы еще пройдем по прямой, а потом побежим вниз. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, но такова жизнь. Наверное, там мы тоже будем находить свои интересы и прелести, будем так же стараться шутить и веселиться, но все равно уже побежим с горки.

— А приоритеты в системе ценностей менялись?

— Конечно! В институте у молодого актера профессия на главном месте, потому что нужно пробиваться. И для меня когда-то жизнь вне кино и театра была периодом ожидания жизни. А сейчас семья заполняет все больше моего внутреннего пространства, а от этого у меня появляются силы, чтобы работать.

Недавно Михаил Пореченков стал дедушкой

— Скажи, а когда ты почувствовал себя ответственным человеком?

— Ответственность… вот в последнее время я перестал ездить на мотоцикле. Ребята катаются, а я время от времени думаю: «Дай-ка присоединюсь», — но не могу. Отрубило у меня мотоцикл, уже второй год. Посмотрю иногда, мелькнет: «Сейчас запущу» — но нет сил, нет «былого задора и вправки», как говорил Есенин. В деревне стоит «Урал», на котором я катаюсь с удовольствием, но это совсем другая история. А до тридцати лет я вообще был без головы на все сто процентов. (Смеется.) Как правило, думал: «Да все нормально будет» — а сейчас все чаще: «Надо к себе аккуратнее относиться, потому что нужно детей вырастить, в люди вывести». Переживаю и за детей, и за родителей, которые уже в возрасте. Я понял, что надо к ним бережно относиться и стараться радовать их.

— До театрального института ты учился в военном училище. Попал туда, потому что отец и дядя военные или увлекся этим?

— Какой там увлекся?! Я же в Польше закончил школу. Жил там с 83-го года, с восьмого класса. Вообще не знал, какая жизнь в России. И музыку другую слушал, и фильмы другие смотрел, и продукты другие ел. Я ходил на концерты Depeche Mode или Iron Maiden, а здесь все слушали группу «Кино». Я смотрел Поланского, а здесь никто этого не видел. Я помню, как ходил на премьеру «Индианы Джонс» и на «Звездные войны», а здесь тогда видеосалоны только начинали открываться. В общем, приехал в Россию. Чем мне заниматься? Собрали семейный совет. Все понимали, что надо как-то строить жизнь. Решили, что сейчас наиболее обеспеченная группа людей — военные. А никакого задора у меня не было. Опять же в армии все равно надо было служить, а тут еще и образование получал. Так и проучился четыре года. Потом бросил.

— Потому что случился поворот в сторону театра?

— А это всегда во мне сидело. Я еще после десятого класса сказал маме, что хочу поступать в театральный институт, хотя ничем подобным никогда не занимался. И она говорит: «Чего это вдруг? У нас же нет никого, связанного с актерской профессией, искусством». Это как жить нормальной жизнью — и вдруг сказать, что стану балетным. Конечно, все удивятся: «С чего вдруг?» Но пути Господни неисповедимы, и у меня всегда, сколько себя помню, вторым планом шла мысль, что я буду актером. И как зритель я очень любил кино. У нас были так называемые закрытые показы прямо в посольстве в Варшаве. Нам привозили лучшие отечественные фильмы: и Климова, и Данелия, и Рязанова, и Михалкова. Опять же я жил в Польше не безвылазно, приезжал сюда. А советский кинематограф был достаточно богат не просто на хорошие фильмы, а на шедевры. «Свой среди чужих…», «Сталкер», «Солярис», «Они сражались за Родину». Все это я и сейчас смотрю с удовольствием, как и «Бриллиантовую руку», «Иван Васильевич меняет профессию», очень многое.

— Начав учиться в театральном институте, сразу понял, что это твое, или все же были сомнения?

— Не было такого, что мы сразу врубились в работу. Но наш мастер, Вениамин Михайлович Фильштинский, не давал нам времени на размышления, рефлексию. Нам говорили: «Работай, а мы разберемся: твое — не твое, — педагоги подскажут, где ты ошибаешься». Все были нашим мастером настроены на движение вперед.

— То есть ты не рефлексирующий человек?

— Я просто не показываю этого, а внутри так же переживаю. Это так кажется, что если большой — значит, самоуверенный. (Улыбается.) Мы все нормальные люди, а значит, переживающие и волнующиеся. Просто после определенного момента я понял, что по качеству признания и наград все весьма субъективно. Я один из самых снимаемых и один из самых неизвестных артистов. (Улыбается.) Так получилось. Ни фестивалей, ни премий, ни тусовок — ничего этого у меня нет. Есть несколько людей, на мнение которых я опираюсь. Все остальное мне по барабану.

— Кто они?

— Жена, мама, друзья. Хватит. К тому же мои друзья как минимум мастера. И есть серьезные люди, мнение которых для меня очень важно — например оператора Сергея Мачильского. Он мне недавно позвонил и сказал: «Мишаня, в последний год есть на что смотреть». Мне было достаточно услышать эти слова. Да я и сам вижу, что вроде бы сейчас с работой все нормально. Кстати, мама очень долго не принимала мою профессию, все время твердила «нет-нет-нет», а потом сказала: «Послушай, это уже похоже на то, что ты занимаешься делом». А я все время пытался доказать ей, что я не фуфел и на своем месте, приношу пользу людям.

— Фильмы с собой смотришь, хотя бы частично?

— Во время озвучания вижу — мне достаточно. А вот спектакли мне интересно посмотреть. Там все-таки происходит сиюминутное действо, и я понимаю по записи, что здесь есть настоящая энергия, бьемся, а здесь «недожал», текст не так сказал, — я быстро вхожу в состояние того спектакля. И они мне больше нравятся, чем картины, поэтому их чаще смотрю.

— Есть ли сегодня слово «отдых» в твоем репертуаре?

— Конечно, есть. Я уезжаю в деревню на Валдай. Вообще предпочитаю деревенский отдых. У нас там дом уже лет пятнадцать. Лес, река, грибы, охота, рыбалка — все, что мне нужно для хорошего отдыха. Только рядом обязательно должны быть друзья, а еще лучше родные. Посидеть с детьми на веранде — это стопроцентный релакс.

— А с родителями часто видишься? Они же у тебя по-прежнему живут в Питере?

— Да, там и живут. А так как там частенько снимаюсь, то всегда вижусь. Вот и сейчас начнутся большие съемки…

— В это время с родителями, дома живешь?

— Нет, в гостинице. Если смена заканчивается поздно, я не могу ехать к родителям, потому что они будут ждать меня, просто с ума сойдут. И уезжать мне надо очень рано, что тоже неудобно. Я со съемок пришел, принял душ, лег спать. Утром встал, уехал. Вся жизнь происходит на работе. И мне просто нужно место, где переночевать. А вот в выходной можно посидеть и нормально пообщаться с родителями.

Картину «Вурдалаки» снимали в Крыму, в знаменитом Бахчисарае

— Место, где переночевать?.. Но это все равно должна быть гостиница класса «люкс»?

— Какой «люкс»?! Гостиница должна быть нормальная, совсем в хлеву жить нельзя. Мне надо, чтобы можно было спуститься поесть и номер был с приличными условиями.

— Судя по всему, ко многим внешним вещам ты относишься безо всякого интереса, как к своей одежде например…

— Да, признаюсь, я как попало одеваюсь. Спортивные штаны надел, сел в машину и поехал. Я не говорю, что это правильно, но мне так удобно, так как огромное количество моего времени проходит в поездах, машинах, самолетах и на бегу.

— А тебе, кстати, очень идут костюмы. И думаю, если Ольга захочет выйти куда-то с красивым элегантным мужчиной, у нее получится…

— Это надо с другим мужчиной тогда идти. (Хохочет.) Ну нет, конечно, мы приличные люди, костюм надеть — почему бы и нет? Но заморочки не про нас.

— Но тебе важно, как выглядит твоя любимая женщина, как одевается?

— Она одевается скромно и элегантно. У нее хороший художественный вкус.

— А что для тебя означает женская красота?

— Это какое-то внутреннее свечение, поэтому все остальное не имеет значения. А тем более сейчас, когда все можно исправить у пластического хирурга. (Улыбается.)

— Неужели ты так всегда считал и не смот-рел на ноги, грудь, фигуру?

— В момент гормонального всплеска на все реагируешь по-другому, но мы-то говорим о сознательном возрасте (улыбается), поэтому, конечно, для меня давно самое главное — внутреннее содержание человека. Так как я Рыба по знаку зодиака, то интуитивно подхожу ко многому. Первое впечатление меня никогда не подводит. Бывает определенное первое впечатление, а потом начинаешь что-то надумывать, оправдывать, убеждать себя, но в результате оказывается, что изначально ты правильно все почувствовал. Это относится не только к женщинам. Как говорила Маргарет Тэтчер: «Мне достаточно десяти секунд, чтобы понять, на что годен этот мужчина». Так и мне в принципе понять про человека.

— Как думаешь, в чем твоя главная сила?

— Я вообще не знаю: сильный я или нет. И зная себя изнутри лучше, чем другие меня, не могу с уверенностью сказать, что я «добрый человек из Сезуана». Мне кажется, что у меня мягкий характер, я не злой человек, но вспыльчивый. Могу и за шиворот потрепать. Но, наверное, лучше выплеснуть негатив, чем копить его в себе. Хотя я стараюсь чаще пребывать в добром расположении духа. Всегда говорю: «По-хорошему со мной можно договориться, даже на невыгодных условиях, а по-плохому со мной ничего сделать нельзя». Меня надо любить, тогда я могу рассыпаться бриллиантами у ног, а если со мной вести себя жестко, я готов на тяжелую войну. Порой бываю невнимательным к людям. А когда это происходит по отношению к близким — вообще, на мой взгляд, катастрофа. Не всегда умею доводить дело до конца в быту, а вот в работе копаю до последнего. В общем, я нормальный человек со своими страстями, страхами, увлечениями, глупостью и своими добрыми поступками.